Материалы международной научной конференции (14–15 ноября 2008 г.),

посвященной 100-летию со дня рождения

основателя Ярославской театральной школы Ф.Е. Шишигина.

«Пятые Алмазовские чтения»:

Роль творческой личности в развитии культуры провинциального города:

Ярославль: Ремдер, 2009. – С. 55–61.

А.Ю. Данилов (Ярославль)

Восстание июля 1918 года как фактор локальной идентичности Ярославля

События, произошедшие в июле 1918 года в Ярославле – один из ключевых моментов в истории нашего города, наложивший глубокий отпечаток на всю его последующую историю и волнующий умы ярославцев и поныне. Подтверждение этому – ежегодное обращение СМИ к теме июльского восстания 1918 года, а также попытка связать обнаруживаемые загадочные артефакты (человеческие останки, следы пуль и снарядов и др.) в первую очередь с этими событиями (1).

Пожалуй, сравнимых по яркости и актуализации в современном информационном пространстве событий в истории Ярославля найдется немного. Безусловно, это пребывание в городе ополчения К. Минина и Д. Пожарского в 1612 году; «Золотой» XVII век Ярославля с его выходящим далеко за рамки города влиянием местных культурных, экономических и иных факторов; основание русского профессионального театра и фигура Ф. Волкова.

Но даже среди этих событий произошедшее летом 1918 года побоище выделяется особой актуальностью, узнаваемостью, обостренностью восприятия современными ярославцами. Июль 1918 года как бы «маркирует» дальнейшее развитие города. И дело не только в том, что оно менее дистанцировано по времени от наших дней, сколько в его неоднозначности, необъяснимости многих эпизодов, почти мистической жестокости.

Сегодня областные и городские власти стараются найти тот образ Ярославля, который создавать его благоприятный туристский имидж, максимально притягивать в город гостей. Безусловно, поиск этот для такого древнего и богатого на исторические события города ведется и должен вестись в сфере культурно-исторической. Ведь Ярославль большинством жителей нашей страны, да и зарубежных туристов, воспринимается именно как исторический город. Так, социологический опрос, проведенный в июле-августе 2009 года ООО «Спектр», показал, что наиболее яркие впечатления и образы у посетивших город и у потенциальных туристов жителей Центрального Федерального округа о Ярославле лежат в сфере его истории, архитектуры, объектов культуры (2).

В течение осени 2008 года автором был также проведен небольшой опрос с целью выяснения, какие исторические события имеют наибольшую важность для города. Было опрошено сто человек: восемьдесят студентов первых и вторых курсов специальности «Социально-культурный сервис» Ярославского госуниверситета имени П.Г. Демидова, не имеющие пока системного знания по истории Ярославского края (из них 50 – ярославцы, 30 – обучающиеся в Ярославле жители других городов и территорий); 20 человек – туристы из Москвы. 93 человека из опрошенных однозначно указали, что Ярославль воспринимается именно как исторический город, хотя часто (особенно иногородние) затруднялись указать, с какими конкретными событиями он связан. В то же время знали о том, что случилось в Ярославле в июле 1918 года, лишь пять человек. После того, как они получили краткую информацию об июльском выступлении (две–три минуты, в основном через ответы на их вопросы), 74 человека заявило, что считают это событие одним из наиболее важных. Большая часть из опрошенных сожалеет, что в городе отсутствует памятник, увековечивающий в целом этот ярчайший эпизод гражданской войны.

Историческая память в традиционном обществе формировалась исключительно посредством устной народной (былинной, песенной) традиции. Позднее фактором формирования исторической памяти стала литература и действия государственных органов по мифологизации событий. В современных реалиях к этим ставшим традиционными каналам трансляции исторической памяти добавился фактор СМИ. Но не стоит забывать, что актуализация исторического события достигается во многом за счет его материализации – мемориализации мест, четко указывающая на сущность, масштабы и характер произошедшего и локализующего его в пространстве. Именно локализация исторического события посредством мемориализации (имеются в виду, конечно, удачные образцы) становится важнейшим фактором формирования и (или) поддержания локальной идентичности.

В Ярославле имеется несколько памятников, посвященных событиям июля 1918 года. В первую очередь, это мемориал на площади Челюскинцев. Еще в 1919 году здесь, на месте захоронения нескольких погибших в ходе мятежа советских и партийных деятелей был поставлен деревянный памятник. На нем, кстати, были начертаны имена захороненных. В 1958 году характер и внешний вид памятника существенно изменился – он был заново создан, теперь уже в камне (черный гранит), а вместо имен конкретных людей на нем появилась более общая надпись «Борцам за советскую власть, погибшим во время подавления белогвардейского мятежа 1918 г.». Начертания конкретных имен пяти большевиков с неуместной для данной ситуации «и др.» были перенесены на мемориальную доску, скромно лежащую неподалеку от основного монумента.

На окраине Леонтьевского кладбища, над местом, где хоронили найденных после подавления восстания людей, в 1960-е годы  был создан еще один обелиск с надписью «Вечная память борцам, павшим во время подавления белогвардейского мятежа в Ярославле. Июль 1918 г.». Памятник неухожен, зарос травой и кустарником и о нем мало кто помнит (3).

На территории Казанского девичьего монастыря  уже в 2000-е годы был установлен памятный крест погибшим в ходе мятежа. Но этот памятник при всей важности его появления по своим размерам не может претендовать на то, чтобы называться общегородским и в полной мере формировать интерес к историческому событию у общественности.

К сожалению, выразительного мемориала, посвященного июльским событиям 1918 года, и напоминающего всем о трагичности всего произошедшего для ярославцев и города в целом, об исключительности событий в отечественной истории, нет. И это притом, что события 1918 года при всей спорности их трактовки однозначно и профессиональными историками, и знающими обывателями, и его современниками, и живущими в XXI веке, признаются выходящими далеко за рамки регионального значения.

Вот лишь несколько оценок произошедшего в Ярославле в июле 1918 года, показывающих масштабность этих событий. А. Солженицын (1992 год): «…Я глубоко чту ваш город и за его славное историческое прошлое, и за его славное бесстрашное восстание 1918 года…» (4).

Нина Калинина, 17-летняя девушка, волею судьбы оказавшаяся в эпицентре военно-политического противоборства в июле 1918 года (воспоминания созданы в конце 1970-х): «Конечно, ярославское восстание – не Хиросима, но если делать поправку на уровень военной техники, то, пожалуй, для того периода оно явилось беспримерным по силе сопровождавших его разрушений». И еще: «Эти подернутые дымкой забвения, но потрясающие по жестокости события» (5).

«Цветущего города больше не существует», «В наследство нам остался только смрад» - писали современники о зловещих последствиях июльского восстания 1918 года для Ярославля. В результате произошедшего в июле 1918 года Ярославль оказался самым разрушенным городом на всей территории страны за годы Гражданской войны. По городу было выпущено до семидесяти пяти тысяч снарядов, более двух тысяч зданий были полностью разрушены, центр города оказался завален трупами. Тела в городе собирали даже спустя два месяца после подавления антибольшевистского выступления. Над городом весь август 1918 года висел трупный смрад, в результате чего вспыхнула эпидемия холеры, унесшая жизни еще около трехсот ярославцев. Число жертв ярославской трагедии не поддается точному исчислению, но ясно, что их не менее тысячи (6). Застрявшие в зданиях снаряды взрывались спустя годы после «мятежных дней». Так, один из таких снарядов рванул и ранил нескольких человек в 1929 году во время разбора колокольни Успенского собора (7).

Количество различных работ, посвященных истории ярославских событий 1918 года, очень велико (8). Любопытной особенностью их является то, что во всем этом сложившемся комплексе публикаций – от небольших заметок в газетах и на сайтах до монографий и сборников документов с комментариями – подчас сложно провести границу между популярными публицистическими и строго научными. Яркость и трагичность события не позволяет даже профессиональным историкам оставаться холодными аналитиками, и их труды, так же, как и заметки общественных деятелей и журналистов, содержат эмоциональные оценки и политизированные высказывания.

В задачи данной работы не входит подробный анализ историографии ярославского июльского выступления. Здесь важно лишь отметить ее характер – выходящую далеко за пределы академической среды дискуссионность и остроту восприятия. Уже само наименование событий, принимаемое большинством заинтересованных сторон, на данный момент не найдено. В советской исторической науке и идеологии однозначно использовался термин «Ярославский мятеж» с добавлениями иногда «левоэсеровский» (по давно к тому моменту канувшей в лету партийной принадлежности одного из главных организаторов выступления Б. Савинкова, что в корне неверно), чаще – «белогвардейский» (учитывая ядро повстанцев и их руководящий состав, что в принципе отражает реальную ситуацию – преобладание представителей офицерской среды среди активных участников выступления). С началом 1990-х годов терминология изменилась кардинальным образом: «антибольшевистское восстание», «народное восстание», «ярославское городское восстание». Авторы этих терминов, подчас вопреки содержащимся в документах сведениям, подчеркивают широкую социальную базу выступления. Характер этой, казалось бы, сугубо терминологической дискуссии настолько политизирован, что уже само использование термина «мятеж» или «восстание» позволяет ее участникам навешивать друг на друга ярлыки либо «ретроградов» и «неокоммунистов», либо подверженных «демшизе». Как результат – абсурдная ситуация, когда важнейшие для Ярославля события не имеют признанного большинством общества и профессиональной среды наименования.

Важнейшими сюжетами для осмысления события, произошедшего в июле 1918 года, становятся также такие, как:

  • причина выбора в качестве места выступления А. Перхурова именно Ярославля;

  • оценка рациональности действий А. Перхурова и его штаба: авантюра, жест отчаяния или все же профессиональный расчет;

  • число жертв мятежа-восстания с обеих сторон и со стороны мирных жителей. Отдельно – число расстрелянных после подавления выступления участников и характер репрессий со стороны большевиков;

  • участие в боевых действиях священников (знаменитое советское уничижительное «каждый попик-пулеметчик» и стоящее на другом фланге по радикальности «красные преднамеренно стреляли по храмам»;

  • ситуация с так называемой «баржей смерти» (количество заключенных на ней повстанцами, число погибших, отношение белых к арестованным – специально морили голодом и издевались или не кормили в связи с невозможностью доплыть до баржи);

  • участие в событиях немцев (австрийской миссии во главе с лейтенантом Балком). Здесь дискуссии завязываются вокруг двух моментов оценка поступка Балка, когда он распорядился выдать сдавшихся ему в плен перхуровцев, и участие немцев в расстрелах на Вспольинском поле;

  • оправданность массовых бомбардировок, производившихся красными. 

Если прямые последствия июльских событий 1918 года для Ярославля (разрушения, уменьшение населения) для Ярославля достаточно понятны и признаваемы всеми, представляющими масштабы этой трагедии, то гораздо менее изучено долговременное и опосредованное влияние июля 1918 года на дальнейшее развитие города. А вместе с тем оно очень велико.

Уже осенью 1918 года руководство второго города Ярославской губернии – Рыбинска – обратилось к ВЦИК РСФСР с заявлением о целесообразности переноса губернского центра из разрушенного Ярославля в достаточно благополучный Рыбинск. Помимо объективных обстоятельств (нехватка помещений для размещения организаций) вход шли и такие аргументы, как политическая неблагонадежность (Рыбинск справился с мятежом за полдня, а Ярославль сопротивлялся большевикам более двух недель) и исконная непролетарскость Ярославля («Ярославль основан князем-эксплуататором, а Рыбинск -  рыбаком-трудящимся»). В тот момент центральные власти не пошли на это, хотя и создали в Рыбинске отдельный экономический район, а чуть позже – в 1921 году – самостоятельную губернию.

Вновь тема провинившегося перед властью города, «города купцов, попов и дворян» зазвучала в 1929 году, когда в связи с начавшейся реформой экономического районирования несколько губерний объединялись в одну область. Вместо более крупного по населению и развитого в промышленном отношении имевшего многовековые традиции административного центра Ярославля во главе верхневолжского региона встал «красный» Иваново-Вознесенск, имевший перед Советской властью неоспоримые заслуги как родина первого совета. Ярославль на семь лет стал обычным районным городом Ивановской промышленной области.

Лишь достижения Ярославля в годы первых пятилеток – создание первых в СССР грузовиков и троллейбусов, крупнейшего в мире резиноасбестового комбината, пуск первого в мире производства синтетического каучука – привело к некоторому потеплению отношения властей к древнейшему городу на Волге. Но даже при том, что в 1936 году Ярославль вернул свой административный статус – была создана Ярославская область – город так и не возвратил своего положения одного из важнейших городов России.

Ситуация, сложившаяся с переосмыслением истории в постсоветской России, казалось бы, должна развернуть значимую роль Ярославля как места одного из первых масштабных выступлений против большевизма в Центральной России, как города, в котором раньше других начались массовые политические репрессии (постановление Ярославской общегородской партконференции от 4 августа 1918 года «О проведении массового террора к врагам Советской власти» (9) на месяц предвосхитило общероссийское объявление Красного террора). Вместе с тем характерная для всей России незавершенность процесса осмысления событий советского периода истории наложило отпечаток на ситуацию с «наследием 1918 года» для Ярославля. В городе, как уже указывалось, множество городских объектов названо именами погибших или просто участвовавших в подавлении мятежа в июле 1918 года большевиков (улицы Нахимсона, Закгейма, Громова, Панина, Бабича), и нет ни одного топонимического следа о событии в целом (в 1924 году власти планировали переименовать улицу Большую Павловскую в улицу Июльских дней, но по каким-то причинам не реализовали это постановление). Как уже было показано выше, в городе несколько памятников «погибшим за советскую власть», но нет места, куда могли бы прийти те, кто просто хотел бы вспомнить о той катастрофе, которая постигла Ярославль и его жителей в июле 1918 года. Событии таком далеком, но остающимся не до конца понятым. Событии, которое поставило Ярославль на грань уничтожения, и, несмотря на которое, он возродился в буквальном смысле из пепла, сохранив свое историческое лицо, связь времен и культурную преемственность.

Широтой своей социальной базы Ярославские события предвосхитили знаменитое антисоветское рабочее восстание на Ижевско-воткинских заводах, вспыхнувшее в августе 1918 года (10).

Примечания:

1. При реконструкции железнодорожного моста через Волгу в 2004–2005 годах найденные на одной из старых ферм следы от выстрелов были однозначно интерпретированы журналистами как свидетельства боевых действий 1918 года (оказалось  в дальнейшем – Великая Отечественная война). В декабре 2010 года при реставрации здания роддома на Волжской набережной обнаружены останки людей – журналисты моментально обращаются к историкам с просьбой рассказать о событиях мятежа 1918 года и связать эту находку с той катастрофой. Можно привести и другие примеры.

2. Туристская известность Ярославской области и ее основных туристских центров. По результатам маркетингового исследования. Июль–август 2009 г. ООО «Спектр». Иваново, 2009. [Доклад и электронная презентация]. // Текущий архив отдела развития туризма Департамента экономического развития Ярославской области.

3. Автор данной статьи предпринимал попытки привлечь внимание общественности к безобразному состоянию данного памятника и необходимости увековечить события июльской катастрофы в Ярославле более значимым и эстетичным мемориалом. См. об этом: Данилов А. Хотелось бы назвать всех поименно. // Северный край. 2003. 6 ноября.

4. Цит. по: Колодиж Б. Июль 1918 года в Ярославле. // Культурная эволюция. URL: http://yarcenter.ru/content/view/11778/170/

5. Калинина Н.В. Ярославское восстание. // За окнами дома Иванова. Страницы Ярославской истории. Ярославль, 2008. С. 75.

6. Более подробно об этом см.: Данилов А.Ю. К вопросу о численности человеческих жертв при подавлении ярославского мятежа 1918 года. // Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 200-летию Ярославского Государственного университета им. П.Г. Демидова. 30–31 октября 2003 года. Ярославль, 2003. С. 163–167.

7. Успенский собор в Ярославле. / Сост. Т. и А. Рутман. Ярославль, 2007. С. 134.

8. Практически полную библиографию, посвященную данному вопросу, см. в: Ярославское восстание. 1918. Документы. / Сост. Е.А. Ермолин, В.Н. Козляков. М., 2007.  С.20–23. К этому следует добавить защищенную в 2010 году в Ярославском государственном университете кандидатскую диссертацию А.В. Кидярова «Ярославский мятеж 1918 г. в контексте гражданской войны в России», а также выход к 90-летию июльских событий, то есть в 2008 году, нескольких документальных фильмов. 

9. Цит по: Рачков В.П. В борьбе с контрреволюцией. Ярославль, 1968. С. 9. 

10. См.: http://newzz.in.ua/histori/1148844658-yaroslavskoe-vosstanie-protiv-bolshevizma-1918g.html